Саленко: "Помню, Лобановский мне сказал "Пшел вон"
В 1994-м он стал лучшим бомбардиром чемпионата мира, который проходил в США. Тогда казалось, что взошла новая мировая звезда. Но поединок с Камеруном, в котором Олег установил рекорд результативности мундиалей, стал венцом карьеры нападающего, а через два года (в 27) он, по сути, закончил с футболом. А недавно Саленко еще раз удивил футбольный мир: он решил продать свою "Золотую бутсу". Что случилось, выяснял корреспондент "ССФ".
ПРЕДЛОЖЕНИЕ ОТ ШЕЙХОВ
– Олег, такие решения чаще всего принимаются не от хорошей жизни…
– Не скрываю, что пойти на такой шаг меня заставляет жизненная ситуация. Сейчас в мире продолжается финансовый кризис. Мой бизнес в Украине замер. Я, конечно, не голодаю, но поправить положение не мешало бы. В игровые годы я зарабатывал на "Золотую бутсу", теперь пусть она немного подзаработает для меня.
– Уже нашлись покупатели?
– Есть интерес со стороны коммерческих структур ОАЭ. Арабы хотят организовать музей, в котором будут выставлены серьезные трофеи. И также планируют организовать турнир, который будет называться "Золотая бутса".
– 500 тысяч долларов, о которых все говорят, – это реальная стоимость приза?
– По крайней мере, я оценил его именно так. Шейхов из ОАЭ стоимость устроила. Но с продажей нужно немного подождать, пока арабы организуют свой музей.
– Может, стоило предложить "Золотую бутсу" кому-то из российских олигархов?
– Если кто-то в России даст мне за нее полмиллиона долларов, арабам откажу сразу. Контракт с ними я не подписывал. Мне самому хочется, чтобы "Золотая бутса" осталась в России. Честно говоря, я даже написал письмо в ФК "Зенит" – слышал, что они создают музей. Думаю, бутса воспитанника ленинградской "Смены" смотрелась бы там очень неплохо. Также написал в письме, что часть денег будет пожертвована на благотворительные цели – на поддержку той же школы, в которой я начинал свои первые футбольные шаги. Письмо "Зениту" я отправил в начале мая, но ответа так и не дождался.
– В РФС не обращались?
– Честно говоря, не вижу в этом смысла – там полмиллиона точно не найдут. Может, в ближайшее время еще в Национальную академию футбола напишу письмо. А параллельно выставлю "Золотую бутсу" на аукцион – может, кто-то из россиян купит. Я в любом случае открыт для предложений.
– У вас ведь еще есть "Золотая бутса" лучшего бомбардира молодежного чемпионата мира. Вы как-то говорили мне, что вместе две бутсы стоят миллион. Почему же продаете только "взрослый" приз?
– "Молодежную" бутсу оставлю для истории – сыну. Чтобы он передал своему сыну и так далее.
– Помню, что в свое время вы зарегистрировали в Украине торговую марку "Золотая бутса". Собирались даже пиво с таким же названием производить и продавать. Чем закончилась та история?
– Была идея открыть большой ресторан с небольшой пивоварней, где бы варили пиво "Золотая бутса". Часть доходов должна была идти на призы лучшим бомбардирам постсоветского пространства. Думали награждать по итогам сезона лучшего бомбардира чемпионата в каждой из пятнадцати стран. Но я не нашел партнеров для реализации этого бизнес-проекта. Украина – не Россия, здесь тяжелее продвигать подобные проекты. Помню, что в проект нужно было инвестировать около миллиона долларов.
"ГОЛЫ КАМЕРУНЦАМ МНЕ ПРИСНИЛИСЬ ПЕРЕД МАТЧЕМ"
– Давайте вернемся на 16 лет назад и вспомним чемпионат мира в США. Перед матчем с бразильцами вы поругались с главным тренером Садыриным. Что стало яблоком раздора?
– Пал Федорыч пообещал место в "старте" Юрану. Я это понял по тренировкам, когда наигрывается состав. Я прямо на тренировке начал заниматься ерундой. Садырин мне сказал, дескать, не бузи. Я огрызнулся: "Пусть, кто будет играть, тот и тренируется". В итоге мы с Юраном отыграли по тайму. Вот только в противостоянии с Ромарио и компанией ни мне, ни Сергею отличиться не удалось.
– Зато в следующем матче – со шведами вы открыли счет с пенальти уже на пятой минуте.
– Победу над скандинавами мы просто упустили. После того как шведы сравняли счет, мы их крепко прижали к штрафной площади. Но сыграл свою роль и наш менталитет, ведь ничья нас как бы устраивала. Вот мы и отошли назад. Пропустили два гола, Дима Радченко забил в ответ, но судья почему-то чистый мяч не засчитал. А при счете 2:3 у нас бы появлялся шанс. Рефери же еще и Горлуковича удалил – там тоже была далеко не явная красная карточка. Правда, все равно нужно отдать должное шведам – они тогда на ходу были, третье место в итоге заняли.
– Накануне игры с Камеруном вам приснился сон, что забьете несколько голов?
– Такое мне часто снилось. Только редко сбывалось. А здесь сон оказался вещим.
– А после игры сны не снились? Например, что шестой гол в матче забиваете?
– Нет, после Камеруна меня с футбольными снами как обрубило.
– Знаете, что футболисты сборной Камеруна конфликтовали со своей федерацией и даже грозились не выходить на матч против России?
– Да, по-моему, у федерации была задолженность перед игроками по премиальным. Но они как раз рассчитались с футболистами накануне игры. И камерунцы выходили на поле предельно мотивированными: выиграв у нас, они бы проходили в 1/8 финала.
– Помните все пять своих голов?
– Не дают забыть. Год назад ездил в Житомир в футбольный класс, там мы детально разбирали с ребятишками все забитые мячи.
– Диск с поединком часто просматриваете?
– Особой потребности у меня в этом нет. Голы мои периодически по телевизору показывают – это приятно. А чтобы ночами напролет тот матч смотреть, такого нет.
– Победу над Камеруном бурно праздновали?
– По полной программе. Поводов хватало – первая победа сборной в финальной стадии чемпионата мира, мои пять голов. Царила эйфория – мы были уверены, что еще сыграем в плей-офф: ждали результатов других игр, которые проводились в последующие дни. А когда стало ясно, что никуда не выходим, команда просто распалась. Все уже понимали, что Садырина снимут, будет новая команда.
– А помните церемонию награждения лучших бомбардиров чемпионата мира‑1994?
– Если не изменяет память, пять мячей тогда сразу четверо футболистов забили – Ромарио, Клинсманн, Баджо и Кеннет Андерссон. А мы со Стоичковым – по шесть. Я не знаю, какие там были критерии – наверное, количество проведенных матчей, но "Бронзовую бутсу" вроде Ромарио дали, "Серебряную" – шведу Андерссону. Затем вызвали Стоичкова. А последним – меня.
– Кроме раздачи бутс ФИФА ничем вас больше не осчастливила?
– Денежных премий, если вы об этом, не было. Обещали премию в России от какого-то там профсоюза болельщиков. Делами этого профсоюза вроде заведовал актер Борис Хмельницкий. Но после прихода к рулю национальной команды Романцева я со сборной закончил. Так и завершилась история с моей премией.
Сборная тогда, кстати, вообще ничего не получила – предусматривались премиальные лишь за выход из группы. Точно не помню, сколько, но в пределах двадцати тысяч долларов.
– Если бы сборная поехала в своем сильнейшем составе, вышли бы из группы?
– С исполнителями тогда у нас все в порядке было – хватило бы на три сборные. Все-таки фактически тогда еще не сборная России была, а сборная СССР. Конечно, некоторые из обиженных ребят в то время в своих клубах были на ходу. Тот же Добровольский, например. Он бы усилил команду. Но далеко не факт, что мы смогли бы обыграть в группе будущих бронзовых призеров – шведов и будущих чемпионов мира – бразильцев. Мы заняли свое место.
Жалко, что наше поколение, которое блистало на юниорском уровне, на взрослом на уровне сборных ничего не выиграло.
– Сейчас некоторые "доброжелатели" называют Олега Саленко игроком одного матча. Вам не обидно?
– Так говорят только те, кто не видел других моих матчей. Кто не видел, как я играл в киевском "Динамо", как в одиночку тащил испанский "Логроньес". Люди, которые действительно разбираются в футболе, знают, что я представлял собой на самом деле как игрок. А на дилетантов мне как-то не пристало обижаться.
СОТРЯСЕНИЕ МОЗГА ПОНАРОШКУ
– В киевском "Динамо" в 1991 году тогдашний президент клуба Владимир Безверхий выдавал вам зарплату и призовые за победы в чемпионате СССР валютой. В "Зените" вы такого еще не застали?
– В Питере только рубли были. "Зенит" даже по советским меркам был одной из самых бедных команд в высшей лиге чемпионата СССР. Местное руководство искренне считало, что футболисты должны играть за идею. Помню, в те времена была популярна поговорка "Во всем Союзе знаменит "Днепр" общества "Зенит". Днепропетровцы и ленинградцы тогда представляли действительно одно общество оборонной промышленности. У них были одинаковые клубные цвета – сине-бело-голубые. В ЛОМО (Ленинградское оптико-механическое объединение) делали электронику для ракет, которые собирались на ЮМЗ (Южный машиностроительный завод) в Днепропетровске. Основатель ЛОМО Панфилов и директор "Южмаша" Макаров были большими друзьями. Но на этом аналогии между "Зенитом" и "Днепром" заканчивались. В Днепропетровске у футболистов была куча доплат, ребята получали не меньше, чем в киевском "Динамо" или московских клубах. А мы в Питере были одними из самых низкооплачиваемых игроков в "вышке".
– Джентльменский набор советского футболиста – квартиру и машину успели получить в "Зените"?
– Я еще молодой был – в 16 лет пришел, а в 19 уходил. Когда уже собирал чемоданы, сказали, что все дадут – и квартиру, и машину. Но меня уже нельзя было удержать даже такими заманчивыми посулами.
– Удивительно, что вы поехали не в Москву, а в Киев. До столицы СССР было ведь ближе.
– А до сборной СССР было ближе из Киева. Лобановский сразу дал недвусмысленно понять, что зовет меня не только в "Динамо", но и в сборную. К тому же мне нравился стиль игры киевлян. "Спартак" и ЦСКА я считал командами уровнем пониже.
– Садырин настойчиво звал в ЦСКА?
– Более чем. Когда я "делал" себе сотрясение мозга, он приезжал ко мне в больницу с целой делегацией генералов. Говорил, что сразу оформят мне и квартиру, и машину. Но я ответил, дескать, Федорович, извините, я уже дал слово Лобановскому. Садырин все быстро понял.
– Как это – "делал себе сотрясение мозга"?
– Тогда таким образом "косили" многие футболисты. Я три дня пролежал в больнице Склифосовского. До "сотрясения мозга" додумался сам, без подсказок со стороны киевского "Динамо". Когда узнал, что ЦСКА выписал на меня персональный наряд и прямо на стадион приехали забирать в армию, спровоцировал собственное падение за пять минут до финального свистка. Помню, играли в манеже со "Спартаком". Сознательно прыгнул, сознательно приземлился на пол. Ударился не больно – когда специально падаешь, больно не бьешься. Но это смотрелось эффектно.
– Не было боязни, что ваш обман может раскрыться?
– Да я ведь прекрасно знал, что нужно говорить – тошнит, головокружение. Меня "скорая помощь" сразу в Склифосовского отвезла. Может, это было и не совсем хорошо с этической точки зрения, но что мне оставалось делать? Я прекрасно понимал, что, если заберут в "бобике", мне уже и Лобановский не поможет. Пришлось упасть. Зато потом, когда на руках появилась справка о сотрясении, облегченно вздохнул – с такой справкой армия мне больше не грозила.
– В итоге были признаны годным к нестроевой службе?
– Военный билет так и не получил. В "Динамо" предлагали оформить службу в армии, но я на это не пошел. И, судя по всему, правильно сделал – там были истории, когда Лобановский в воспитательных целях отправлял Юрана "немного послужить" в воинскую часть. Помню, когда уехал из Киева в Европу играть, меня долго разыскивали представители районного киевского военкомата. Наверняка очень хотели призвать в украинскую армию. Повестки на домашний адрес приходили до 27 лет.
– Сам Лобановский уговаривал вас сменить Ленинград на Киев?
– В "Динамо" этот процесс был отработан. Еще за год до моего переезда со мной беседовал селекционер киевлян Анатолий Сучков. С ним обговаривались все детали. Тогда ведь невозможно было, как сейчас, заплатить деньги за трансфер и перейти.
– Как Лобановский отреагировал на ваше требование переехать в Киев вместе с родителями?
– Он сам хотел, чтобы молодой футболист оставался под присмотром. У него была советская психология. Я полгода пожил в гостинице "Киев" вместе с Ахриком Цвейбой и Олегом Лужным, а затем мне дали четырехкомнатную квартиру на Крещатике. Через год – еще одну, трехкомнатную. Так что места хватило всем.
– С Лобановским часто ругались?
– Нередко. Помню, пришел я на тренировку не в самом свежем состоянии. Валерий Васильевич посмотрел на меня и медленно сказал: "Сейчас вызову отца на базу". Я недоуменно пожал плечами: "Что за детский сад!". Лобановский в ответ просипел: "Пшел вон". На самом деле "пшел вон" было у него нормальной фразой. Когда он видел человека и понимал, что у того трудный характер, воспринимал это спокойно, потому как знал, что без таких людей невозможно добиться серьезных успехов. Я ведь в "Динамо" был не один такой – у Заварова и Беса (Бессонова. – Прим. ред.) характеры были похлеще. Но Валерий Васильевич умел найти с нами компромиссы.
