Татьяна Пономаренко-Левераш: "Фернандиньо сидел в овечьих шкурах"
Татьяна рассказала "Сегодня", что когда ей позировал Томаш Хюбшман, она поставила его на зеленой травке возле террикона. Он облачился в шахтерскую робу и держал в руках "коногонку". А картину-шарж с бурлаками ей заказал ФК "Шахтер".
— Вы думаете, вот так сразу все это появилось, раз — и дворец? — спросила меня Татьяна, когда мы расположились на уютном диванчике в нижнем зале ее галереи. — Сначала здесь была только одна скромная маленькая комната. Когда приехала в Донецк, не было зрителей, не было галереи (первая частная галерея в городе — "Живопись". — Авт.).
Сначала на бульваре Пушкина продавала свои работы, потом в пятой школе снимала пионерскую комнату под мастерскую. Я тоже была в ситуации, когда приходилось грунтовать обычные простыни водоэмульсионниками с ПВА, красила рамы коричневой гуашью. Все этапы художника я прошла.
— А когда случился "вдруг" успех?
— Не было "вдруг". В 2000-м меня приняли в Национальный союз художников Украины. Без него никак: можно застрять на бульваре Пушкина в самодеятельности, а Союз — организация, которая стимулирует к профессиональности. Членство в Союзе закрепило мой статус художника, ведь у меня нет за плечами художественной академии.
— Что вы заканчивали?
— Московский педуниверситет им. Ленина при МГУ. Туда заново пришлось поступать после Лиепаи. И там же серьезно начала заниматься живописью: ректор разрешила мне посещать художественно-графический факультет. У меня там был учитель Кукунов Михаил Максимович, народный художник СССР.
— В Донецке как оказались?
— Вышла замуж. Нежданно-негаданно. И переехала к мужу.
— И сразу решили рисовать?
— Рисовала всегда, но без четкой школы. Серьезно — лет с 13. Это поздно: папа был военным летчиком, мы много ездили. И вот помню момент в Лиепае — я там первый раз поступила в пединститут — мы сидели с однокурсницами в парке на лавочке, и тут проходят художники. В беретах, с этюдами. И меня до боли это тронуло, и мысль одна: "Я хочу этого!" Вот с этого, по сути, и началось. В Донецке окончательно оформилось и решилось. После приезда я посещала студию еще одного своего учителя — Игоря Логиновича Макаренко. Кстати, мне мои учителя предрекали, что я буду писать портреты.
Так и получилось — я люблю портреты. И портретами называю все, что вижу. Портрет природы, портрет цветов, портрет городов. Последний проект: "Москва—Донецк—Париж—Транзит". Это самые интересные, знаменитые места этих трех прекрасных столиц. Хочу сделать выставку в этих городах.
— А потом?
— Долго посещала студию Макаренко, потом мне предложили поучаствовать в первом фестивале "Пани Украина". Я была участницей, рисовала Александра Пономарева. Этот портрет висит в его офисе. И каждой "пани" тоже подарила свои работы. Там я познакомилась с Дианой Дорожкиной, и мы с ней сделали потом совместный проект "Женщины Блока", работали независимо друг от друга. Она сочинила наряды "женщин Блока", а я сделала акриловую коллекцию картин: "женщина-ангел", "женщина-запах сирени". Показали в Киеве: девушки в нарядах Дорожкиной ходили мимо моих картин.
Потом прошли выставки в Киеве, после было создание триптиха о Донецке. Он в нашей мэрии висит. В горсовете несколько моих картин. Наш мэр Александр Алексеевич Лукьянченко — большой ценитель живописи и очень мне помогает при проведении выставок.
А вот, смотрите, это уже выставка в Москве "Мой любимый край". Она проходила в зале церковных соборов храма Христа Спасителя. Там были наши земляки, которым показали кусочек Донбасса. Люди растрогались до слез. Наверное, с этой выставки у меня покорение Москвы и началось.
— Почему вам стала интересна футбольная тематика?
— Мы с детками (Татьяна организовала детскую художественную школу. — Авт.) часто делали выставки своих рисунков. Так, "Любимый город глазами детей" прошла в Доме работников культуры. Ребята рисовали "вживую" наш город, выезжали на пленэр с холстами и кистями. Как настоящие художники. А потом мы придумали выставку "Моя любимая команда". Мальчиков сразу это очень заинтересовало. Детские работы потом будут висеть на новом стадионе.
А когда мы узнали, что клуб "Шахтер" выделил сумму на поддержку замерзающего Алчевска, то решили с детками поддержать акцию. Сначала нас попросили из баллончиков побрызгать — знаете сюрреализм сделать. Но это же несерьезно. Приехали в школу Алчевска и создали большое полотно о команде "Шахтер": вся команда в полный рост с портретным сходством.
Это было сложно, а вся изюминка была в том, что футболисты превратились в художников и с помощью настоящих красок и кисточек принимали участие в творчестве. И мы за двое суток создали школе на память портреты всех футболистов. Как смогли сделать это — сама не знаю. Малыши красили траву, мы с ребятами из художественного училища рисовали головы, потом вместе с командой завершали футбольное поле. Подарили полотно школе, у ее директора на глазах слезы были.
После этого клуб "Шахтер" в нас поверил и разрешил сделать выставку в "Донбасс Паласе". Тогда и возникла идея портретов футболистов.
— И что, позировали?
— Да, Фернандиньо пришлось несколько часов сидеть возле камина в овечьих шкурах. Томаш Хюбшман с удовольствием позировал на зеленой траве возле террикона. Он облачился в шахтерскую робу и держал в руках "коногонку".
— Где вы берете деньги на рамы, картины, художественный салон?
— За 20 лет мое хобби превратилось в проект, который сам себя окупает.
— Вы модный, востребованный художник. То, что рисуете, — дань моде или это внутренняя потребность?
— Конечно, потребность. Я так вижу и никак иначе. Если я какой-то один день не пишу, то мне кажется, этот день для меня пропал. Я влюбленный фанат и работоголик. Настоящему художнику всегда хочется творить и, не скрываю, хочется, чтобы этот труд оценивался. А как же иначе? На что тогда покупать итальянские рамы, холст, проводить выставки?
— Коллеги завидуют?
— Успешным людям всегда завидуют. Я эту тему стараюсь не поднимать. У меня много друзей, это и Полина Шакало, Алексей Поляков, Борис Еремин — те, кто мне давал рекомендацию в Союз художников. С друзьями общаюсь. На остальные посиделки художников не хватает времени. Если я вижу классную работу, думаю: "Вот это мастер! Как умеет! Попал в самую точку!" Это здоровая конкуренция. Если ты живешь с мыслью, что ты уже велик, а вокруг одна серая масса, то творчество нужно бросать.
— К критике прислушиваетесь?
— К авторитетам, по моему мнению, да, конечно. Есть у меня знакомая, с которой учились у Макаренко. Она, когда видит триптих о Донецке, говорит: "Ой, Таня, ну что ты сделала коллаж, что это за творчество!" Зная о том, что человек не писал уже лет двадцать, я на нее не обижаюсь. Просто говорю: "Обидеть может равный. Просто создай, и потом мы поспорим". Меня критикуют, что у меня все идеализировано. А зачем писать мрак? Каждый художник самовыражается на самом деле. Что у него внутри, все в красках и на полотне.
— В этой сфере нужен больше талант или пиар?
— И то, и другое. Художник должен писать холсты и не складировать их у себя в мастерской. Творчество существует для зрителя. И картины, как бы кто ни обижался, — тоже товар. У нас настолько прогрессивный век, что без рекламы не обойтись.
— Вам картины заказывают?
— Конечно. И картины, и портреты. Но вы знаете, процентов восемьдесят своих картин я подарила. Я видела в Храме Христа Спасителя, что человек не может картину купить. Но смотрит, не может оторваться. Снимаю и дарю. Или Виктория Лукьянец, прима венской Национальной оперы, долго смотрела на мои "Ирисы" и говорит так: "У меня такие же возле дома в Вене…" Я картину сняла и ей подарила. Она двадцать минут в шоке стояла. Есть и люди, которые работы постоянно покупают, портреты заказывают. А потом из заказчиков в друзей превращаются.
Портрет по заказу — вообще творческая вещь. Я не стесняюсь этого. Написать так, чтобы и тебе понравилось и чтобы человек себя принял. Чтобы в себе узнал свои лучшие черты, и внешние и внутренние. Заказные портреты очень сложны. И это история.
— Семья как относится к вашему занятию, не ревнуют?
— Я полностью занята искусством. Как и любой мужчина, муж ревниво относится к этому. Вообще профессия художника заставляет днем и ночью думать. Художник, мужчина или женщина, должен быть влюбленным в образ. И это большое счастье, когда ты обмысливаешь, а потом на холсте создаешь образ мужчины, женщины или города. Это очень сложная работа, глаза устают, спина… После работы художник как выжатый лимон. И когда говорят, что тот же Шилов якобы изменяет жене со своими моделями, то это просто смешно.
Настоящий художник — фанат. Какая там физическая измена? Насколько я знаю женщин-художников, то это такой тяжелый труд, столько самоотдачи палитре, и ты приходишь, дай Бог, чтобы тебе хватило внимания на ребенка, на семью. А выставки делать — не каждый мужчина-художник с этим справляется. Когда пришлось делать персональную выставку на 10-летие донецкого землячества в Храме Христа Спасителя в Москве, все картины нужно было поместить в ящики, потом в грузоотсек самолета, пройти две таможни. Россияне вызывали эксперта Третьяковской галереи, кроме того, на каждую картину нужен был документ, который выдает Министерство культуры Украины в Киеве.
Также была сложность с проездом грузового автомобиля по центру Москвы — для этого потребовалось разрешение Лужкова. Мэры Донецка и Москвы созванивались, договаривались. Потом картины нужно было очень быстро разгрузить, занести их (они, кстати, были не в рулонах, а в рамах), задрапировать — все было на мольбертах, без гвоздей. Вспоминаю и не верю, что все это удалось.
Родители, кстати, это понимали и меня отговаривали от этой профессии… Дочка Виолетта, она бальными танцами серьезно занимается, а теперь готовится стать дизайнером, говорит мне недавно: "Мама, я не знала, что труд художника — это так сложно. День порисовала — болит все. У меня бальные танцы — это легкий жанр по сравнению с кисточкой".
Газета "Сегодня"
